Пачка бюллетеней за Ельцина не влезла в щель, или Как редактор «ХибИнформБюро» нарушения на выборах пресекал

С момента, когда автор этих строк первый раз в жизни голосовал на президентских выборах, прошло уже — страшно сказать! — без малого двадцать восемь лет. В 1996 году с первого захода главу государства выбрать не вышло, потому что никто из кандидатов не получил необходимого количества голосов. Во второй тур вышли Борис Ельцин (за него проголосовали 35,28% избирателей) и Геннадий Зюганов (он в первом туре набрал 32,03%).

Наверное, прозвучит удивительно, но тогдашняя молодёжь очень радовалась этому обстоятельству, потому что второй тур стал для многих способом ещё раз подзаработать на выборах. Волонтёрам в то время платили по пятьдесят тысяч рублей в день. Рубли, разумеется, были ещё неденоминированными, эта сумма примерно соответствовала стоимости бутылки водки и нехитрого набора закуски. Ещё одно важное уточнение, которое сейчас многие просто не поймут: речь идёт про легально произведённую водку, которую продавали по 18-25 тысяч рублей за поллитра. «Палёнка» стоила дешевле, тысяч 8-10 (причём торговали ей в тех же магазинах), но её употребление здорово смахивало на игру в «русскую рулетку».

Не стану врать, что помню день 16 июня 1996 года столь же отчётливо, как вчерашний, но основное в памяти сохранилось. Рано утром всех желающих заработать свой полтинник собрали в зале, кратко проинструктировали насчёт необходимости следить за соблюдением демократической законности, выдали футболки с надписью «Не выберем — потеряем», загрузили в автобусы и развезли по избирательным участкам, где предстояло волонтёрить наблюдателями. Нас отвезли в какую-то отдалённую деревню, название которой вылетело из памяти.

Голосование шло своим чередом. Люди приходили на участок, привычно материли проклятых демократов, радовались, что к выборам наконец-то дали пенсию, которую до этого не платили четыре месяца (задержки с выплатой соцпособий в те времена порой достигали полугода, никто особо даже не удивлялся), брали бюллетени, отправлялись в кабинки, а затем — к урнам. В какой-то момент из кабинки показалась дама, сжимавшая в руке целую пачку листов. Никого и ничего не стесняясь, она попыталась пропихнуть её в щель, но пачка оказалась слишком толстой и с первого раза не пролезла.

Мы, молодые наблюдатели, разумеется, вмешались. Зря, что ли, слушали про важность возложенной на наши плечи миссии, законность и справедливость? Шутка ли — пресекли вброс бюллетеней! Но на участке нас, мягко говоря, не поняли.

— Вы чаво, охренели? — вскрикнул председатель комиссии. — Это за Ельцина бюллетни! Чаво творите?

— А нам без разницы, — ответили мы. — На инструктаже говорили, что надо любые нарушения пресекать!

— Идите на …! — напутствовал в ответ председатель. — Нашлись тут пресекатели хреновы! Я на выборАх (он так и произнёс это слово, с ударением на «а» и с неприкрытой гордостью в голосе — Прим. авт.) тридцать лет работаю. Учить меня тут ещё будут!

— Ну, вы же видели, да? — обратились мы к дежурившему на участке милиционеру. — Женщина попыталась пачку бюллетеней в урну сунуть. Сейчас жалобу напишем.

— Ничего я не видел, — заявил тот. И отвернулся.

Жалобу мы всё же написали. Связались со штабом, обрисовали ситуацию. Примерно через час за нами приехала машина.

— Лучше вам здесь не оставаться, — с фальшивой заботой о молодых волонтёрах произнёс координатор, сидевший за рулём. — Глухая деревня всё-таки. Здесь всякое случиться может. Поехали отсюда.

Можно ли представить себе что-то подобное сегодня? Я сейчас даже не про видеокамеры, направленные на урны и не про то, что у наблюдателей есть возможность зафиксировать любое потенциальное нарушение с помощью смартфона. Технический прогресс — это здорово, но основное отличие — в другом. За эти двадцать восемь лет у россиян сильно изменилось мироощущение. Появилось главное — чувство собственного достоинства.

Нам, конечно, пытаются внушить, что дела обстоят с точностью до наоборот: мол, тридцать лет назад в России царила свобода, а сейчас — тоталитаризм и сплошное ущемление гражданских прав. Вот только мы, прошедшие через те самые девяностые, всё ещё живы и в беспамятство пока не впали. Есть с чем сравнивать и есть что вспомнить.

Мне крайне сложно (а точнее, вообще невозможно) представить, чтобы в современной России по полгода не платили пенсии. И чтобы чиновники при этом ещё и вальяжно отмахивались от стариков: мол, подите прочь, не до вас сейчас, как будут деньги — так и перечислим, ожидайте. Невозможно представить ситуацию, когда люди не могут позволить себе приобрести в магазине сливочное масло и вынуждены покупать какой-то дрянной химический маргарин, лишь бы не кормить детей пустой картошкой. Невозможно представить, чтобы пациенты, отправляясь на лечение в стационар, тащили с собой целые баулы с постельным бельём, лекарствами, одноразовыми шприцами и капельницами, потому что всего этого в больнице просто нет. Врачам, медсёстрам и санитаркам, к слову, зарплату тоже задерживали по нескольку месяцев. Да и всем остальным — аналогично.

А ведь всё это — было. И было с нами. В нашей жизни.

Людям, не заставшим в сознательном возрасте то лихое время, очень сложно объяснить, как мы тогда жили, что испытывали и что чувствовали. Кто из современной молодёжи поймёт, что это вообще такое — «Нет работы»? За любое место, даже самое плохонькое, держались, будто за спасательный круг. Оказаться на улице означало потерять всё, потому что найти новую работу было попросту нереально. Предприятия закрывались одно за другим.

— Не понимаю, в чём проблема, — заявил мне как-то приятель двадцати пяти лет от роду, когда у нас зашёл разговор про девяностые. — Ну, допустим, закрылся завод. Можно же пойти курьером или таксистом, пока новую работу ищешь?

Как ему объяснить, что курьеров в то время не было вообще? Что таксисты превратились из элитной касты советских небожителей в угрюмых, вынужденных выживать мужиков с монтировками, мягко говоря, не приветствующих появление конкурентов в своей отрасли? Что в обескровленной экономике страны денег не хватало даже на самое необходимое? Что профессии выгуливателей собак, доставщиков пиццы, барбершоперов могли существовать лишь в эстрадных монологах сатириков?

Надеюсь, лет через двадцать, когда он будет рассказывать младшим товарищам про особенности жизни в нашу теперешнюю эпоху, ему с таким же недоумением заявят: мол, ну, попал ты под поезд, отрезало ногу, так в чём проблема? Иди в лабораторию, там тебе новую вырастят. Это ж не повод ныть и расстраиваться!

Как бы банально это ни звучало, но за последние пару десятилетий страна прошла огромный путь. Выбралась из пропасти. Обрела достоинство. Начала отстаивать свои интересы. Разумеется, это многим не нравится. Но врать-то — зачем?

Читая в интернете мнения «авторитетных экспертов» про вопиющее беззаконие и нарушения прав человека на президентских выборах в современной России, я частенько вспоминаю ту самую историю, случившуюся с нами летом 1996 года на избирательном участке в глухой деревне. И, вот честно, уже не с позиции наивного юноши с широко распахнутыми глазами, а с позиции взрослого седобородого дядьки, задаюсь вопросом: зачем же нести такую откровенную чушь?

На этих выборах представлены носители всех современных идеологий — кроме разве что тех, перед названиями которых обычно ставят слово «ультра». Хочешь проголосовать за левого? Пожалуйста. За правого? Сколько угодно. За центриста? Вот он, ваш кандидат.

Среди кандидатов в президенты есть те, кто поддерживает СВО, и те, кто призывает её прекратить. И ведь последним, что характерно, никто не затыкает рот.

Среди кандидатов в президенты есть те, кто за частную собственность, и те, кто считает, что нужно вернуться к советской модели экономики.

По сути, людям нужно сделать самую малость — проголосовать. Причём сделать это можно самыми разными способами, включая те, о которых до недавнего времени оставалось только мечтать. Открыл приложение в смартфоне, нажал кнопку — всё, твоё пожелание, каким должен быть курс страны, принято и услышано.

Приходите на выборы. Это же так просто.